Четкие контуры

Выставка «Чёткие контуры», проводимая в новом пространстве галереи

Алины Пинской в Москве, должна вызвать особый интерес. Мировое художественное сообщество, пробиваясь сквозь блокаду коронавируса, избегая дискретности трендов современного искусства, проясняя фундаментальные концепции творчества новейшего времени, в последние годы уделяет значительное внимание традициям геометрической абстракции.

Несомненно, обострение внимания в определённой степени обусловлено столетиями Баухауса (1919) и ВХУТЕМАС'а, ГАХНа (1920), но отнюдь не сводится к юбилейному ажиотажу. Актуализацию роли абстракции, пред-ставляемой геометрией, для художественного мышления в XX веке трудно переоценить. В том, что авангард этого интеллектуального и художественного поворота прежде всего формировался в России, не приходится сомневаться. Однако, многие десятилетия идеологического прессинга исключили нас из естественного процесса эволюции и развития визуальной культуры. Отечественный опыт, накопленный супрематизмом и конструктивизмом в начале XX века, был отброшен или претерпел невероятные трансформации, в то время как западное искусство, пережив кризисы и катаклизмы 30-40-х годов, с новым интересом обратилось к концепциям и практикам геометрической абстракции. С середины XX века направления в этой области множатся, сопрягаются, расходятся, предстают под разными именами, маркируются различными терминами: hard edge, постживопис-ная абстракция, холодная абстракция, конкретное искусство, логическая абстракция, field painting, минимализм, нео-гео, мета-гео и т.п. Творческие реализации в русле этих тенденций ассоциируются с локальными художественными школами (California Hard-edge, Вашингтонская школа цве-та), обретают своих критиков, теоретиков, исследователей, кураторов (К.Гринберг, Ж Лангснер, Л Эллоуэй и др.), историки до сегодняшних дней проявляют пристальное внимание к этому явлению в искусстве.

В России, подарившей миру Казимира Малевича, Василия Кандинского, Любовь Попову, Александра Родченко и многих других потряса-ющих художников, судьба гениальных прозрений в области геометри-ческой абстракции сложилась иначе. Не имея адекватного культурного контекста, отдельные российские художники после длительного перерыва, каждый своим путем, опираясь на собственную интуицию, пользуясь обрывками информации, дистанцируясь от ангажированного официозного искусства или от других поисков выхода из процесса стагнации, деградации отечественной культуры - обретали опору в пространстве языка и идей геометрической абстракции.

Настоящая выставка, разумеется, представляет не всех апологетов геометрической абстракции, но, несомненно, её экспоненты и сами произведения заслуживают, на мой взгляд, большого интереса и глубокого уважения. Начиная с рубежа 1950-60-х годов, в трудно представимых сегодня условиях отсутствия информации, нормальной художественной инфраструктуры и адекватного художественного сообщества, наши ху-дожники, опираясь на собственный интеллект, интуицию и судьбоносные жизненные эпизоды, выстраивали траектории своих творческих биогра-фий. Определённые точки соприкосновения, пересечения с почти параллельными явлениями в мировом современном искусстве поражают. «Обь-ективность» самой концепции геометрической абстракции как бы входит в резонанс с объективностью процессов эволюции искусства в целом.

Творчество экспонентов выставки и немногочисленных их соотечествен-ников сделало невероятное - соединило исторически разомкнутую ткань отечественного художественного процесса и предприняло героическую попытку вернуть отечественное искусство в контекст мирового.

Хочется надеяться, что настоящая выставка не только доставит ин-теллектуальное и эстетическое удовольствие убеждённым почитателям этого чрезвычайно важного направления в искусстве и - шире - в художественной культуре, а также новому зрителю, но и вызовет серьёзный научный интерес и рефлексию сообщества арт-критиков к целостному явлению в нашем художественном мире.

Ещё несколько слов в заключение. В заголовке этого небольшого текста сделана попытка обыграть возможные варианты перевода на русский английского термина, выбранного для названия настоящей выставки - hard edge. Более-менее принято переводить этот термин как живопись жёсткого контура. Но, как часто это бывает, многие искусствоведческие дефиниции и термины при переводе теряют объёмность, возможную многозначность, a иногда и вносят определённую путаницу. Так и в нашем случае, пользуясь этим термином, скорее стоит иметь в виду «грани», а не «контур». Но мне показалось интересным ещё более расширить возможность толкования данного словосочетания и коснуться не только формальной составляющей концепта, но и экзистенциального бэкграунда.