Тим Парщиков
Just a shot away

Понятие «саспенс» принято связывать с кинематографом Альфреда Хичкока. Именно он сделал основными приемами своих фильмов состояние тревожного ожидания, манипулирование растяжимостью замедляющегося экранного времени, а также умение вызвать сочувствие к персонажам, сделав зрителей более сведущими, чем

герои, – это зритель знает о заложенной бомбе, в то время как люди на экране продолжают вести себя как ни в чем не бывало. Но, хотя Хичкок и довел искусство саспенса до совершенства, а также в своих интервью сформулировал его основные механизмы, он все же не был его изобретателем. Первый фильм под названием Suspense был снят еще в 1913 году. И эта десятиминутная немая лента содержит в себе все необходимое, чтобы создать ощущение тревожного ожидания. Не хватает разве что ставшего неотъемлемой частью suspense-movie

саундтрека с тревожной музыкой и зловещими шумами. Впрочем, даже в эпоху звукового кино саспенс вполне мог быть безмолвным и существовать не только в фильмах, но и в изобразительном искусстве (не говоря уже о литературе). Примерно тогда же, когда искусство создания «подвешенных состояний» оттачивает Хичкок,

исполненные саспенса живописные полотна создает Эдвард Хоппер.

О взаимном, судя по всему, влиянии Хичкока и Хоппера часто упоминается – даже декорации знаменитого дома из «Психо» кинорежиссер по одной из версий скопировал с полотна Хоппера «Дом у железной дороги». Хопперовский саспенс оказался радикальнее, чем хичкоковский – ведь киноповествование, в отличие от произведения изобразительного искусства, должно прийти к той или иной развязке, и только картина может хранить свою тайну вечно. В живописи саспенс освобождается от довлевшего ему в кино и литературе детективного жанра – никакого расследования, никакой разгадки, никакого правосудия, никакой возможности увидеть, как сдвинется стрелка на часах и столь долгожданный момент наконец настанет – и останется в прошлом. Легшая в основу выставки Just a Shot Away серия Suspense, над которой Тим Парщиков работал с 2006 по 2013 год, – не столько синефильская стилизация, сколько исследование того состояния тревожного и в то же время будоражащего воображение состояния, которое можно испытать, вглядываясь в повседневность. Кадры, снятые в самых разных местах – Турция и Исландия, Китай и Израиль, Венеция и Подмосковье, – представляют не столько самодостаточные в своей живописности «виды», сколько «локации», места потенциального действия, происшествия, преступления, приключения. Выглядит все это не столько пугающе, сколько воодушевляюще – кто из нас не мечтал, особенно в путешествиях, оказаться «в кино». Глядя на некоторые из этих снимков, трудно поверить, что они – не постановочные. Но нет, даже мужчина в шляпе и женщина в черном с трагическим макияжем, персонажи, чью анахроничность только подчеркивает витрина с джинсами, – всего лишь анонимные горожане Тель-Авива. А затейливый кадр, снятый где-то в Венеции, где в запутанной игре перевернутых отражений можно различить ноги бегущей по переулку женщины в черном мини, – не сцена из джалло, в котором сексапильная героиня спасается от зловещего преследователя.

Джалло, маньеристические итальянские триллеры и хорроры 1960 – 1970-х, сложно не вспомнить, рассматривая фотографии из серии Suspense. Парщиков выбирает не «нуарные» черно-белые съемки, но цвет, порой взвинченно-неоновой гаммы, характерной, например, для великой классики джалло – «Суспирии» Дарио

Ардженто. Джалло (жанр назван по желтому цвету обложек детективов 1920-х годов) вспоминается еще потому, что Парщиков постоянно возвращается к особенному, ночному желтому цвету. Желтые скатерти в пустых кафе Стамбула и Мадрида, белая собака на фоне желтой стены в ночном Риме. Желтый – традиционный цвет тревоги:

будь то желтый свет в инсталляциях Брюса Наумана или доводящая до безумия тюремная камера с желтыми стенами в культовом фильме Роджера Кормана «Маска Красной смерти» (1964), доводящем техниколоровский цвет до предела выносимого.

Еще одним цветом саспенса, кроме желтого, у Парщикова оказывается такой же ночной неоновый розовый – цвет пластмассовых стульев в пустом уличном кафе на Хайнане, китайских фонариков в мрачном тупике Пекина, пальм в Тель-Авиве в вечерней подсветке. Иногда эти цвета даже сочетаются – как, например, в снимке, сделанном в гаражах на бывшей территории московского выставочного центра «Арт-стрелка»: за приоткрытой дверью гаража в обжигающе-желтом свете стоит девушка в ярко-розовом платье. Фотография эта может напомнить кадр из фильмов Николаса Виндинга Рефна – режиссера, создавшего своего рода антисаспенс. Его персонажи – и зрители – не столько с содроганием ждут следующего мгновения, сколько чувствуют себя запертыми в невыносимости безысходного настоящего момента, замершего времени. Это уже не «подвешенное», но замершее, оцепеневшее время

Парщиков исследует в снимках из других циклов, также оказавшихся в выставке. Dead Time (2013) – «мертвый сезон» на Мертвом море, где время буквально кристаллизуется, оседая сверкающими кристаллами соли на превратившейся в драгоценную решетку колючей проволоке. Из цикла «Магнитогорск. От Сталина до Путина» (2010 – 2012) на выставке можно увидеть только снимки с впечатляющими агрегатами металлургических цехов. Никакого ощущения запустения и распада, уже ставшего привычным в фотографиях индустриальных городов, приходящих в упадок в постиндустриальную эпоху. Могучая машинерия действует – но словно бы не нуждается в людях и не собирается им служить. Точно такими же бесчеловечно-величественными выглядели безлюдные фордовские заводы на снимках и полотнах американского художника Чарльза Шилера, сделанных во время Великой депрессии.

Just a Shot Away вообще производит впечатление безлюдности. Если на снимках и появляются персонажи, то выглядят они призрачными и словно бы заблудившимися между кино и реальностью. Таковы, например, герои самого, наверное, загадочного снимка на выставке – White Mountain: двое в строгих деловых костюмах посре-

ди ландшафта, ассоциирующегося не то с классикой ленд-арта, не то с памятниками неведомых древних цивилизаций, не то с лунным пейзажем. Сделанный во время съемок рекламы, но опускающий, собственно, рекламируемый товар, этот сюрреалистический кадр смутно напоминает обложку альбома Pink Floyd – Wish You Were Here (1975) c двумя бизнесменами, невозмутимо пожимающими дру другу руки, невзирая на то, что один из них объят пламенем. К знаменитой обложке, созданной Стормом Торгерсоном, отсылает и одна из самых ранних серий Тима Парщикова – Burning News, с людьми, держащими в руках горящие развернутые газеты. В Just a Shot Away эта серия представлена фотографией снеговиков с охваченными огнем страницами – саспенс тут сводится к занимательности эксперимента: успеет ли бумага догореть до того, как растопит снег и выпадет из рук снеговиков. Впрочем, еще в одной фотографии с выставки снег и пламя уживаются, нисколько не угрожая друг другу. Огонь заперт даже не в камин, но в скринсейвер на экране ноутбука на столе перед зимним окном. И кажется, что снег не растает, точно так же, как никогда не догорит виртуальное пламя – можно только захлопнуть ноутбук или закрыть окно. Никаких тревог, никакой подвешенности. Ждать нечего, время замерло, можно просто насладиться видом, который перестал быть местом. Даже необязательно выглядывать в окно. Самые новые работы на выставке – чуть размытые «джунгли» комнатных растений на подоконниках, в которых можно блуждать взглядом, так и не выглянув наружу.